Книга Сумасбродка для ректора. Часть 1 - Камелия Джейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я мучился от того, что не могу помочь ей, как вдруг мне пришла в голову мысль, вселившая надежду: если я слышу эмоции Даши, то уж эмпатка Дария тем более должна услышать мои эмоции. А это значит, что сейчас я должен, собрав все внутренние силы (магии-то нет!), эмпатически направлять Даше уверенность, радость, жизнь!
Моя голова раскалывалась от перенапряжения: давил магический поглотитель, сводили с ума Дашины страдания, а я вызывал в памяти и мысленно направлял девушке лучшие, приятные моменты жизни, смешные истории, красивейшие картины природы нашего мира и — свою симпатию, поддержку.
В тот момент, когда у меня стало темнеть в глазах, а я держался за стену, чтобы не рухнуть от эмоционального истощения, в подземелье появился Каттиш. Один, без Дольча. Я встревожился, но сейчас было не до профессора. Тряхнув головой, прогоняя нудную тупую боль в висках, я прохрипел:
— Даша в опасности… тоска, безысходность, мрак… она в отчаянии… где вы ее оставили?
На лице у магистра отразилось недоумение, но лишних вопросов он задавать не стал. Профессионал, он знал, когда не стоит тратить время. Один легкий жест — будто просто потрепал за вихры, — и я ощутил ясность сознания и прилив сил, словно очистился от мути.
Снова я про себя отметил, что поглотитель не действует на магистра, он каким-то образом продолжает управлять своей силой. Но сейчас было ни до каких расспросов. В голове пульсировало «Даша, Даша, Дария».
Очень быстро мы вдвоем прошли по мрачному коридору и остановились у закрытой двери. Магистр снял магический замок, и мы оказались внутри помещения строгого убранства, которое не было мне знакомо. Оно не являлось кабинетом магистра в Министерстве. Но в том, что это принадлежит службе Каттиша, я не сомневался.
Даша лежала у одной из стен, сжавшись в комочек и стискивая уши руками с окровавленными пальцами. Подойдя ближе, мы увидели, что ногти ее обломаны, будто она царапала ими стену. Мы огляделись: так и было. По всем стенам и двери виднелись царапины, кое-где валялись осколки разбитых чашек, ваз, светильника. Мебель стояла криво, какой-то стул перевернут.
— Даша, Даша, что случилось? — негромко позвал я и осторожно дотронулся до ее плеча.
Девушка все равно вздрогнула и посмотрела на нас полными невозможной муки глазами. При виде меня у нее потекли слезы. Я поднял Дашу на руки и отнес на диван. Каттиш укрыл ее откуда-то взявшимся пледом.
— Во-оет! Он… все вре-емя во-оет! … И эт-то невоз-зможно вы-выно-сить! — стонала девушка сквозь рыдания.
— Кто, мисс Дария, кто воет? — подал голос Каттиш.
— Я… я не… знаю… Вы… вы уш-шли… я ста-ла призыв-вать свой …то-отем… т-т-трениро-оваться… как в-вы с-советовали… Но монстр… не отоз-з-звался… зато нача-ались эти жуткие стоны-завывания… Выворачивают душу! Это п-прос-сто не передать… жутко и тоскливо до боли! И… невынос-симое жел-лание… уб-бить с-себя…
Мы с Каттишем переглянулись. И я понял, что у него те же подозрения, что и у меня. Только верить в это не хотелось. Совсем не хотелось! Потому что если наши догадки с магистром верны, ничего хорошего нас не ждет. И под словом «нас» я имею в виду весь наш мир.
Даша и под пледом тряслась, и я начал потирать ее укрытые плечи, руки.
— А вы не с-слышалли воя? — спросила Дария.
Мы с магистром только покачали отрицательно головами. Девушка вжала голову в плечи, продолжая вздрагивать. Но постепенно успокаивалась. Каттиш подал ей кружку с дымящейся жидкостью — наверно, успокаивающее зелье.
Он уже успел привести комнату в порядок, и в ней не осталось и следа от разгрома. Пальцы Даши тоже стали чистыми. Только без ее красивого изящного маникюра: как у ребенка, грызущего ногти, ее пальчики венчали неровные обломыши.
Девушка уже практически успокоилась, на глазах высохли слезы, когда, кажется, со всех сторон нас оглушил изводящий, выворачивающий внутренности вой-стон. Даша дернулась, подавилась, выплюнула зелье, расплескав еще и из чашки. Каттиш побледнел до зеленоватого оттенка. И я наверняка был не лучше.
— Кергерайт, — выдохнул магистр, — дух-предвестник. И такое ужасное вытье может пророчить только редкую по силе катастрофу. Беда надвигается с разных сторон. Всполохи тьмы — это, можно сказать, лишь детские шалости.
— Дух-предвестник? — в голосе Дарии как будто послышалось облегчение, что вызвало, мягко говоря, недоумение. — Так вот почему от его воя охватывает дурное предчувствие и отчаяние! … Но мы предупреждены, а значит, есть шанс что-то изменить!
Мы с Каттишем вновь переглянулись: «Несмышленая девчонка, ничего не знающая об особенностях нашего мира. Неисправимая жизнерадостная сумасбродка».
Но как будто в ответ на ее оптимистичное заявление на спинке кресла вдруг возник силуэт небольшой серой птицы с яркими, сияющими изумрудами глаз. Она переминалась с лапки на лапку, внимательно рассматривая нас троих, наклоняя голову то влево, то вправо. Но она не отворачивалась, что важно — она не отворачивалась! А потом, хохотнув трижды, по разу каждому из нас, в наши стороны, она растопырила крылья, взмахнула ими, изобразила что-то наподобие танца, и также неожиданно исчезла, как и появилась.
— Каладрий! — завороженно прошептал я.
— Уму не постижимо, танцевал для нас! — воскликнул Каттиш.
А Даша молча, умиротворенно улыбалась, ни о чем нас не спрашивая, будто и так понимала, что значит эта птица.
— Каладрий!
Дария
Жуткий вой сводил с ума, заставляя крушить преграды, биться в стены и двери. Только когда физические силы истаяли, я свалилась мешком картошки куда-то к стене, пытаясь заткнуть уши. Тоскливые звуки приносили немыслимые физические страдания, голову насквозь просверливала мигреневая боль.
Я не знаю, сколько времени прошло, когда вытье прекратилось, а потом вдруг до меня кто-то мягко дотронулся и позвал. Не кто-то! А он! Визард! Мне немедленно захотелось броситься ему на шею и разрыдаться.
Я бы так, наверно, и сделала, но сил не было ни на что. И ректор, этот невозможный демон, поднял меня на руки сам! И отнес на диван…
И это было бы, наверно, мило и довольно двусмысленно, если бы рядом не было магистра Каттиша, который тут же укрыл меня пледом. Вежливость и забота с их стороны. Не те обстоятельства, чтобы думать о романтике. Меня все еще нещадно трясло в лихорадке ужаса.
Я рассказала обо всем ректору и магистру. Они без конца многозначительно переглядывались, будто о чем-то подозревая, будто зная, что это такое может быть.
Каттиш магией вернул своему кабинету прежний безупречный облик. И даже намагичил для меня какое-то сладковатое горячее зелье, наподобие травяного чая. От него мне стало тепло, трясучка отпустила, в голове прояснилось, и я успокоилась.
Но не успела я допить свой «чай», как с новой силой, со всех сторон раздался этот дикий жуткий вой. Вот уж никогда бы не подумала, что у этих сильных, властных мужчин могут быть такие лица. Они побледнели до сине-зеленого цвета, став похожими на мертвецов.